ПРЕЗИДИУМ ВЕРХОВНОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
от 19 января 2000 года
(извлечение)
Б.И. (1930 года рождения) обратился в суд
с заявлением об установлении факта применения к нему политических репрессий.
При этом он сослался на следующие обстоятельства. Его отец Б.А. был арестован
органами НКВД 19 февраля 1937 г. и в 1938 году расстрелян. В соответствии с
Оперативным приказом Наркома внутренних дел СССР N 00486 от 15 августа 1937 г.
его мать Б.М. была арестована и 11 мая 1938 г. осуждена Особым совещанием при
НКВД СССР к 8 годам лишения свободы. Он и его сестра Б.З. были выселены из
квартиры, помещены в Уфимский приемник - распределитель, а затем направлены в
детский дом N 20 им. Ворошилова в г. Советске Кировской области, в котором
находились до 1946 года. В последующем его родители были реабилитированы, а ему
выдана справка о признании пострадавшим от политических репрессий.
Тушинский межмуниципальный (районный) суд
Северо - Западного административного округа г. Москвы 16 октября 1998 г.
заявление Б.И. удовлетворил.
В кассационном порядке дело не
рассматривалось.
Президиум Московского городского суда
решение суда первой инстанции оставил без изменения, а протест прокурора г.
Москвы - без удовлетворения.
Судебная коллегия по гражданским делам
Верховного Суда РФ оставила без удовлетворения протест заместителя Генерального
прокурора РФ об отмене судебных постановлений и направлении дела на новое
рассмотрение в суд первой инстанции.
Президиум Верховного Суда РФ 19 января
2000 г. аналогичный протест заместителя Генерального прокурора РФ оставил без
удовлетворения, а судебные решения - без изменения, указав следующее.
По мнению прокурора, удовлетворяя просьбу
заявителя, суд неправильно исходил из факта применения к Б.И. политических
репрессий в виде иных ограничений прав и свобод, установленных в
административном порядке. Перечень репрессий дан в ст. 1 Закона Российской
Федерации "О реабилитации жертв политических репрессий", и, выходя за
пределы этого перечня, суд расширил круг лиц, подпадающих под действие
названного Закона.
С доводами протеста нельзя согласиться.
Согласно ст. 1(1) Закона Российской
Федерации от 18 октября 1991 г. "О реабилитации жертв политических
репрессий" (с изменениями и дополнениями) подвергшимися политическим
репрессиям и подлежащими реабилитации признаются дети, находившиеся вместе с
родителями в местах лишения свободы, в ссылке, высылке, на спецпоселении.
Вместе с тем в соответствии со ст. 3
упомянутого Закона реабилитации подлежат также и лица, которые были подвергнуты
в административном порядке иным ограничениям прав и свобод.
Как видно из материалов дела, Б.И.,
будучи несовершеннолетним, не находился с родителями в местах лишения свободы,
ссылке, высылке или на спецпоселении.
Однако из объяснений заявителя и
имеющихся в деле документов следует, что после неправомерного ареста родителей
Б.И. и его сестра были принудительно выселены из квартиры, где они проживали,
без указания места пребывания, помещены в Уфимский приемник - распределитель
для несовершеннолетних, а затем направлены в детский дом в г. Советске
Кировской области.
Ставя вопрос о признании его подвергшимся
политическим репрессиям, Б.И. просил учесть, что детский приемник отделов
трудовых колоний НКВД являлся местом содержания
несовершеннолетних заключенных и его пребывание в нем фактически означало
лишение свободы. В детском доме в г. Советске воспитывались
дети "врагов народа", режим в котором определялся в соответствии с
Оперативным приказом НКВД СССР N 00486 от 15 августа 1937 г. Принудительное
лишение его родительской опеки, жилой площади, имущества, лишение возможности
получить необходимое образование и реализовать право на труд, по существу,
явилось ограничением его прав и свобод, предусмотренных ст. 7 Закона Российской
Федерации "О реабилитации жертв политических репрессий".
Признавая доводы
заявителя обоснованными, суд сослался на то, что в соответствии с вышеназванным
приказом дети осужденных размещались в детских домах вне гг. Москвы,
Ленинграда, Киева, Тбилиси, Минска, приморских и пограничных городов (п. 19),
органы НКВД обязаны были проводить проверку персонала этих домов (п. 25), дети
осужденных, размещенные в детских домах и яслях, учитывались АХУ НКВД СССР (п.
32), наблюдение за политическими
настроениями детей осужденных, за их учебой и воспитанием возлагалось на
Наркомов внутренних дел республик, начальников Управлений НКВД
краев и областей (п. 33).
Таким образом, выводы суда первой
инстанции о применении к Б.И. иных ограничений прав и свобод, установленных в
административном порядке, обоснованны. Нельзя
согласиться с доводом прокурора о том, что перечисленные меры свидетельствуют
не об ограничении прав и свобод детей, чьи родители были осуждены по
политическим мотивам, а об установлении в отношении таких детей "несколько
иного порядка регистрации и размещения в детских домах", поскольку
указанные в приказе меры имеют иной характер ограничений.
Кроме того,
ошибочно и утверждение прокурора о том, что Закон Российской Федерации "О
реабилитации жертв политических репрессий" признает детей подвергшимися
политическим репрессиям и подлежащими реабилитации лишь в том случае, если к
ним был применен перечень репрессий, перечисленных в ст. 1(1) этого Закона, а
именно: нахождение вместе с родителями в местах лишения свободы, в ссылке,
высылке, на спецпоселении.
Данное утверждение не соответствует
содержанию названного Закона, в котором слова "лишь в том случае"
отсутствуют, как и любые указания на то, что перечень в статье 1(1) является
исчерпывающим. Положения ст. 1(1) Закона лишь фиксируют достаточные для
реабилитации признаки - если ребенок находился с матерью в местах лишения
свободы или ссылке. Однако Закон вовсе не исключает других возможных ситуаций,
когда ребенок будет иметь право на реабилитацию в соответствии с другими
статьями данного Закона.
Суд первой
инстанции и последующие судебные инстанции обоснованно рассматривали заявителя
не как "ребенка репрессированных родителей", а как гражданина, к
которому в несовершеннолетнем возрасте были применены репрессии в виде
выселения с занимаемой жилой площади, помещения его в спецприемник НКВД, а
затем в детский дом, т.е. подвергшегося "иному ограничению прав и
свобод".